Минута осени.

Так незаметно, так тихо,
под шумок увлечённости нашей делами,
осень подкралась.
В коричнево-белых ветвях тополей
обозначилась старость.
Вернее усталость.
И плотное небо над головами.
И жалость…
Красивая женщина лёгкой походкой
по листьям опавшим идёт…
Всему наступает,
всему наступает черёд.
За дальними далями
что-то пропало,
за днями, годами.
Хорошие, добрые люди,
мы сами…
Тревожно.
Но мрачности нет и в помине.
Ещё одна осень.
Земля так торжественно стынет.
Так тихо, так медленно все за окном.
Осенние дети спокойнее летних.
А может, лишь, кажется? Но
всё равно.
Слова
сами
вяжутся
в краткий рассказ
о том, что ушло,
о том, что наступит, должно быть,
о том, что мы назовём словом «опыт»,
о том, что год жизни с листвой отойдёт…
Всему наступает,
всему наступает черёд.
1984

Блекнет мелочь в сравнении с золотом леса...

Блекнет мелочь в сравнении с золотом леса,
как поблекла и взрослость в сравнении с детством.
Осень этого года иного замеса:
приглушённого цвета, обнажённого стресса.

Листья в прах обращаются в наших руках.
Небо синею бездной, как сильное поле,
напряжённо молчит, но вонзается болью.
Беспокойно кричат на деревьях грачи.

Ноги топчут обрывки лесных повестей…
На премьеру поры вы пришли слишком поздно.
Как она называлась? Обыденно - осень.
Надо было успеть. Вы сыграли бы в ней.

Мы сыграли бы в ней отведённую роль,
соответственно слуху души и таланту.
Что бы дало нам это? Ко всему – постоянство,
в пониманьи себя – самый главный пароль.

Постоянство природы… Равнина и высь,
дождь и снег, жизнь и смерть повторяются вечно.
Все четыре поры пролетят быстротечно,
только надо успеть уловить в этом смысл.

Это – жизнь! И она ускользает навеки.
Сколько белых пространств вы оставили в ней…
Для кого эти листья? Для кого эти снеги?
Не спешите, почувствуйте. Будьте нежней.

1984

Чудна ты, осень, и умна...

Чудна ты, осень, и умна.
Всё болью.
Какими красками полна!
Любовью.
И хмурый день твой неспроста.
Так надо.
И знаю, сменит все цвета
прохлада.
Придут иные времена -
так вечно –
зима пустынная,
весна –
беспечность,
а после лето – сладкий мёд –
пирует!
И снова осень,
что года
ворует.

1982

Птицы земли.

Сгорает. Сгорает!
Сгорает листва…
Желтеет. Желтеет!
Желтеет трава…
Облака
небо зашторят мое
голубое, бездонное, вечное.
Опустятся руки мои –
крылья не выросли.
Мысли.
Мысли мои остаются со мною.
Не вынесу…
Не просто печаль ветром стонет.
Руки.
Руки мои и ладони,
не рвитесь!
Некуда вам улетать.
Осенние выси
вам не принять,
только птицам!

Паутиной сомкнуться над нами
чёрные ветви.
Обрывает листву
мокрый ветер…

Человеки,
птицы земные мои,
наша доля не в беге!
Наша сила в себе.

По планете,
объятой великою смутой,
протекают величественные минуты.

Осень.
Это дивное слово
с привкусом дыма
неповторимо.
Время страстное
жизни опавших листов.
Три поры мы проходим
неутомимо,
замирая у кромки
осенних лесов.

Осень.
Крылья рвут её бязь.
После
будет понята связь
вёсен
с туманами ноября…

В этой гамме горящей
верениц над закатом
солнце,
падающим золотым дукатом,
обрывает условностей
якоря.

Эти птицы промчатся,
инстинктом помечены,
в те далёкие страны,
где радуга вечная…
Не бегут – улетают
осенние стаи.

Не судите о них
опрометчиво.

1984