А вы всё не пишите мне из Парижа,
мой милый, прекрасный друг.
А здесь у нас слякоть и, и стужа, и жижа,
и бедность, и грусть, и испуг.
Ах, мне, не понять ли исток ностальгии,
влекущей вас в наши края?
Но время иное и люди другие,
и нет человеку житья.
Вы пьёте столичную водку, по-детски
хрусталь в своих пальцах держа.
И вам вспоминается лучший советский
период. И в грусти душа…
Вам хочется бросить, увидеть, приехать
туда, где ступала нога.
Но в наших кварталах тревожное эхо,
и встречный не лучше врага.
Ваш верный слуга да живые соседи
к вам будут, как прежде, добры.
Но всё остальное… Не знаю. Не едьте,
цените свои забугры.
Оставьте… Живите спокойно, понятно
средь милых мадам и месье.
А я закрываю легко и бесплатно
печальное ваше досье.
2003
пятница, 4 апреля 2008 г.
четверг, 3 апреля 2008 г.
Лагуна.
Тело твоё –
самый красивый пейзаж.
Не утомят глаз
впадины и холмы.
Там - медяной мыс,
здесь – золотой пляж...
Я разожгу страсть
и не уснём мы.
Как я открыть смог
этот кусок земли?..
Губы накрыл день,
веки подмял час.
Мы, словно два льва,
нежимся на мели.
Будем лежать век
и не найдут нас.
Здесь на губах – мёд
и на устах – стих.
И молоко ласк
гуще любых смол.
Им не понять нас,
нам не жалеть их,
тех, кто саму жизнь
только к нужде свёл.
Как хорошо жить –
не принимать поз,
не говорить “нет”,
не обещать “да”,
не напрягать рук,
не утомлять мозг,
не омрачать лоб
и ободок рта.
Просто смотреть в даль,
в голубизну вёрст
или морских миль,
или земных лет...
Я столько раз взмок
и столько раз мёрз,
что для меня жаль
не собирать свет...
Глажу тебя вдоль
длинных волос – рек,
твой аромат пью –
не подыскать фраз...
Ты – это всё, коль
был бы с тобой век,
запоминал юг
и молодых нас...
Вечер придёт – мы
делом займём гриль -
будем с тобой печь
двух голубых рыб...
Вечером здесь мир –
чаще всего – штиль,
ни головы с плеч
и никаких дыб...
Здесь – океан чувств,
там – океан звёзд...
Еле дохнёт бриз –
переведёт мысль
на бытия смысл,
что навека прост:
надо любить всех,
надо ценить жизнь.
Надо любить так,
чтобы забыть ход
и часовых стрел,
и временных дат.
Только подать знак,
что пересох рот
и позвонок бел,
и потемнел взгляд...
Надо найти губ,
глаз приворот, блеск.
Надо обнять ту,
что как воды гладь...
Надо, когда люб,
не уходить без...
Не намекать “жду”,
а самому брать...
Чуть изогнись вся,
лишь улыбнись мне,
произнеси вздор,
но с теплотой глаз -
я тобой в плен взят...
Не истязай, не
переводи взор,
не ускоряй ласк!..
Кем я тебе дан
и для каких мук?
Рядом с тобой – бог.
И без тебя – прах...
Я обниму стан
и задохнусь вдруг,
и у твоих ног
буду лежать – враг...
Ты надо мной – круг –
белой луны смех.
Не отводи глаз,
не умаляй свет...
Я для тебя – друг?..
Эта любовь – грех?
Не разлучить нас...
О, не сейчас, нет!..
2006
самый красивый пейзаж.
Не утомят глаз
впадины и холмы.
Там - медяной мыс,
здесь – золотой пляж...
Я разожгу страсть
и не уснём мы.
Как я открыть смог
этот кусок земли?..
Губы накрыл день,
веки подмял час.
Мы, словно два льва,
нежимся на мели.
Будем лежать век
и не найдут нас.
Здесь на губах – мёд
и на устах – стих.
И молоко ласк
гуще любых смол.
Им не понять нас,
нам не жалеть их,
тех, кто саму жизнь
только к нужде свёл.
Как хорошо жить –
не принимать поз,
не говорить “нет”,
не обещать “да”,
не напрягать рук,
не утомлять мозг,
не омрачать лоб
и ободок рта.
Просто смотреть в даль,
в голубизну вёрст
или морских миль,
или земных лет...
Я столько раз взмок
и столько раз мёрз,
что для меня жаль
не собирать свет...
Глажу тебя вдоль
длинных волос – рек,
твой аромат пью –
не подыскать фраз...
Ты – это всё, коль
был бы с тобой век,
запоминал юг
и молодых нас...
Вечер придёт – мы
делом займём гриль -
будем с тобой печь
двух голубых рыб...
Вечером здесь мир –
чаще всего – штиль,
ни головы с плеч
и никаких дыб...
Здесь – океан чувств,
там – океан звёзд...
Еле дохнёт бриз –
переведёт мысль
на бытия смысл,
что навека прост:
надо любить всех,
надо ценить жизнь.
Надо любить так,
чтобы забыть ход
и часовых стрел,
и временных дат.
Только подать знак,
что пересох рот
и позвонок бел,
и потемнел взгляд...
Надо найти губ,
глаз приворот, блеск.
Надо обнять ту,
что как воды гладь...
Надо, когда люб,
не уходить без...
Не намекать “жду”,
а самому брать...
Чуть изогнись вся,
лишь улыбнись мне,
произнеси вздор,
но с теплотой глаз -
я тобой в плен взят...
Не истязай, не
переводи взор,
не ускоряй ласк!..
Кем я тебе дан
и для каких мук?
Рядом с тобой – бог.
И без тебя – прах...
Я обниму стан
и задохнусь вдруг,
и у твоих ног
буду лежать – враг...
Ты надо мной – круг –
белой луны смех.
Не отводи глаз,
не умаляй свет...
Я для тебя – друг?..
Эта любовь – грех?
Не разлучить нас...
О, не сейчас, нет!..
2006
вторник, 1 апреля 2008 г.
Ветер слов.
В последнее время меня часто просят объяснить, как пишутся стихи. В наивности этого вопроса скрывается вполне серьёзное желание молодых и немолодых людей овладеть тайнами творчества. И я их понимаю. Если душа требует, её надо слушаться.
Мне бы не хотелось никого отправлять к тем книгам, где описывается и объясняется, что такое ямбы, хореи, анапесты и т.д. Мне бы вообще не хотелось говорить о стихосложении, о той научной правильности, от которой всё равно ничего живого и ценного не рождается. Более того, я убеждён, что всё, что человеку нужно для творчества, есть у него внутри: в мысли, в сердце, в душе, называйте это, как хотите.
Мне попадались интеллектуалы-филологи, которые были очень эрудированны и разбирались во всём... А только главного не чувствовали – самой красоты поэзии. В искусстве вообще невозможно обходиться только умом. Ум – вещь вспомогательная, он для анализа, вычислений, для навигации и управления техническими процессами... А главное то, в существовании чего до сих пор многие ещё не уверены...
Я не могу никого учить, я не Господь Бог. Попытаюсь просто поделиться своим видением основных слагающих творчества. Надеюсь, что хотя бы косвенно тем, кто хочет что-то понять, это пригодится...
Для меня всё то, что написано в рифму, делится на две категории: на стихи и на поэзию. Стихов на свете гораздо больше, чем поэзии. Конечно, никто точно этого не может подсчитать, но по моим личным ощущениям, стихов – примерно 95%, а поэзии – примерно 5%. Может, и того меньше... Как это понять? А так, что берёшь любого автора, любого поэта, любую его книгу и простым карандашом отмечаешь те места или строки, которые тебе очень нравятся.
Почему нравятся? Потому что они красивые, сильные, особенные... Они берут за живое и заставляют душу открываться какой-то, невыразимой словами, Истине и Доброте. Они меняют тебя к лучшему. И вот тогда, пройдясь по томику любого классика, обнаруживаешь странную вещь... К примеру, перечитав Лермонтова, его стихи и поэмы, я не нашёл для себя ничего ценного в больших произведениях. Мне ничего не дают ни “Мцыри”, ни “Бородино”, ни многое другое... То есть, говоря проще, они мне – ни уму, ни сердцу... И ещё понял то, что Лермонтов всё-таки достиг вершин Мировой Гармонии, но не в батальных и эпохальных сценах, не в “скажи-ка, дядя”, а в совершенно других строках. Например, в этих:
Послушай, быть может, когда мы покинем
Навек этот мир, где душою так стынем,
Быть может, в стране, где не знают обману,
ты ангелом будешь, я демоном стану!..
Вы слышите это?.. Какая тихая, грустная интонация и какой вой души! Какая боль, надежда, любовь ко всему тому, что обожаемо, но неминуемо должно кануть навеки...
Дальше, к сожалению, хуже, но эти четыре строки очень удачные...
Или в стихотворении “Ангел”:
По небу полуночи ангел летел,
И тихую песню он пел.
И месяц, и звёзды, и тучи толпой
Внимали той песне святой.
Он пел о блаженстве безгрешных духов
под кущами райских садов,
О боге великом он пел, и хвала
Его непритворна была...
Он душу младую в объятиях нёс
Для мира печали и слёз,
И звук его песни в душе молодой
Остался, без слов, но живой...
И долго на свете томилась она,
Желанием чудным полна.
И звуков небес заменить не могли
Ей скучные песни земли...
Если вдуматься в смысл сказанного, то совершенно непонятно, почему и куда ангел несёт чью-то младую душу. С земли на землю? В ад? Но это вообще не дело ангелов... Но в принципе, я не об этом. Я о том, что Лермонтов нашёл здесь удивительно красивую музыкальную интонацию, размер строки...
Весь Лермонтов, вся его душа – это восемь-девять подобных стихотворений. Их я называю поэзией. Остальное – те самые стихи.
Так можно и нужно подходить к любому из нас. Важен не объём слов, важен объём духа, концентрация чувств и неповторимость найденой интонации, то есть того ключа, который открывает вас, как старую тюремную дверь... Важна приходящая свобода понимания смысла бытия, важно прозревание и очищение – катарсис... Ибо стихи очищают, как говорил Пастернак. И это абсолютно правильно сказано. С той лишь разницей, что я уточняю: поэзия очищает.
Вы спрашиваете, как пишутся стихи? Из какого сора, говоря словами Ахматовой, рождается что-то путное?.. Я могу поделиться только своими соображениями и опытом. И я понимаю, что они не являются ни абсолютной непогрешимой истиной, ни единственно правильным мнением. Всё индивидуально... Всё имеет место и право быть в этом мире...
Я вообще думаю, что главное в процессе творения, это найти первые строки, то есть матрицу. От них зависит, что вырастет дальше... Здесь всё происходит точно так же, как с ростом снежинок, кристаллов, жемчужин... Едва ли не абсолютно всё зависит от начала. Дальше нужно просто продолжить и стараться почувствовать, когда тема, мысль, эмоции исчерпаны, и когда уже нужно остановиться.
Матрица – фундаментальна. В процессе написания может происходить, что угодно, развиваться своя особенная драматургия, с акцентами, паузами, модуляциями, вкраплениями самых разнообразных элементов и т.д. Здесь всё зависит от вкуса, опыта и характера автора, от его склонности к давно известному или же наоборот, к авангарду, то есть, к чему-то ещё неизведанному, новому, свежему...
Не менее важно уметь закончить стихотворение. Окончание тоже должно быть сильным, оно не может быть безвольным или подобным какому-нибудь “и т.д.”
В моей рабочей поэтической тетради часто две-три страницы заполняются различными началами-матрицами, пока я не сталкиваюсь с чем-то особенно меня увлекающим. Тогда пытаюсь писать, пока пишется... Если удаётся, то до конца, если нет, то я просто оставляю неоконченное на потом. Попыток продолжить удачно начатое стихотворение может быть сколько угодно. Хоть тысяча... И дописать вы его сможете через 10, 20, 30 лет или никогда... Всё возможно. Но нет смысла спешить, потому что от спешки или перенапряжения ума ещё ничего хорошего не получалось...
Матрицы можно находить разными путями. Маяковский говорил, что перерабатывает “тысячи тонн словестной руды, единого слова ради”... Не знаю, как он это делал. Что применял, какой экскаватор или драгу, чтобы выловить зёрна поэтического золота... Лично я использую метод локатора. Ведь вы всегда что-то думаете или говорите. Ваш мозг рождает какие-то фразы. Иногда они стоят того, чтобы их записать. Из них в будущем могут получиться хорошие стихи... Если вы не запишете их сразу, то почти со стопроцентной уверенностью можно утверждать, что они потеряны уже навсегда. Для того, чтобы “воспитать” в себе локатор, то есть способность всегда быть настороже и в готовности определить красоту и новизну сказанного или подуманного, нужна практика. Вы должны отработать в себе это качество, закрепить на рефлекторном уровне. Это подобно тому, как не задумываясь, стараетесь поймать случайно обронённый вами предмет. Должна сработать автоматическая реакция. Как её обострить, закрепить в себе? Наверное так, что вы должны осознать, что поэзия для вас – очень важное дело. Едва ли не самое важное... Мозг должен это понять. Вы не можете его перестроить физически, не можете влезть туда с гаечным ключём и наладить всё так, как вам нужно. Вы должны сосредоточиться, сконцентрироваться, переместить акценты по жизни... Для вас это должно быть точно так же важно, как умение переходить дорогу или уклоняться от удара. По большому счёту искусство поэзии – это то же кунг-фу, у-шу и всё такое... Концентрация, лёгкость, движение, балет... Здесь невозможен тяжёлый железобетонный подход под лозунгом “Надо!” Мировой Гармонии плевать на все ваши “надо” и “хочу”. Хочешь?.. Тогда стань и будь. Превратись в слух и открытое сердце. Брось всякую защиту, броню, разные “можно”, “нельзя”... Стань гол и наг перед дыханием бездны и шёпотом звёзд... Только так ты сможешь что-то понять и создать что-то стоящее...
Как начинается поэт? Так, что кто-то другой его зацепит своими стихами. Меня “родил” Андрей Вознесенский. Его “Плач по двум нерождённым поэмам.” Совпало место, время, настроение, моя способность воспринимать... В моём ВУЗе была удивительная преподавательница русской литературы. Когда она прочитала аудитории эту вещь, я был потрясён. Понимаете, со мной мало того, что говорили современным языком, сочно, интересно,свежо, но и без всяких этих “вдохновенный – упоеннный -преклоненный...”, которыми грешили Жуковский, Баратынский, Пушкин и многие другие русские классики жанра. Я хочу привести его целиком, оно того стоит.
ПЛАЧ ПО ДВУМ НЕРОЖДЁННЫМ ПОЭМАМ.
Аминь.
Убил я поэму. Убил, не родивши. К Харонам!
Хороним.
Хороним поэмы. Вход всем посторонним.
Хороним.
На чёрной Вселенной любовниками
отравленными
лежат две поэмы,
как белый бинокль театральный.
Две жизни прижались судьбой половинной -
две самых поэмы моих
соловьиных!
Вы, люди,
вы, звери,
пруды, где они зарождались
в Останкине, -
в с т а н ь т е!
Вы, липы ночные,
как лапы в ветвях хиромантии, -
встаньте,
дороги, убитые горем,
довольно валяться в асфальте,
как волосы дыбом над городом,
вы встаньте.
Раскройтесь, гробы,
как складные ножи гиганта,
вы встаньте -
Сервантес, Борис Леонидович,
Данте,
вы б их полюбили, теперь они тоже останки,
встаньте.
И Вы, Член Президиума Верховного Совета
товарищ Гамзатов,
встаньте,
погибло искусство, незаменимо это,
и это не менее важно,
чем речь
на торжественной дате,
встаньте.
Их гибель - судилище. Мы - арестанты.
Встаньте.
О, как ты хотела, чтоб сын твой шел чисто
и прямо,
встань, мама.
Вы встаньте в Сибири,
в Париже, в глухих городишках,
мы столько убили
в себе,
не родивши,
встаньте,
Ландау, погибший в косом лаборанте,
встаньте,
Коперник, погибший в Ландау галантном,
встаньте,
вы, девка в джаз-банде,
вы помните школьные банты?
встаньте,
геройские мальчики вышли в герои, но в анти,
встаньте,
(я не о кастратах - о самоубийцах,
кто саморастратил
святые крупицы),
встаньте.
Погибли поэмы. Друзья мои в радостной
панике -
"Вечная память!"
Министр, вы мечтали, чтоб юнгой
в Атлантике плавать,
Вечная память,
громовый Ливанов, ну, где ваш несыгранный
Гамлет?
вечная память,
где принц ваш, бабуся? А девственность
можно хоть в рамку обрамить,
вечная память,
зеленые замыслы встаньте как пламень,
вечная память,
мечта и надежда, ты вышла на паперть?
вечная память!..
Аминь.
Минута молчанья. Минута - как годы.
Себя промолчали - всё ждали погоды.
Сегодня не скажешь, а завтра уже
не поправить.
Вечная память.
И памяти нашей, ушедшей как мамонт,
вечная память.
Аминь.
Тому же, кто вынес огонь сквозь
потраву, -
Вечная слава!
Вечная слава!
1965
Ну?.. Каково? Вас не впечатляет эта сила? Тогда бросьте читать то, что я пишу и займитесь чем-то другим, более материально полезным. Поскольку поэзией не занимаются ради денег. Если деньги придут, вместе со славой или без неё, то это уже другой вопрос, второстепенный. Тот, кто хочет писать поэзию, а не просто рифмованные строчки, должен думать о Красоте, о Правде, о Справедливости, а значит, о Боге. И деньги здесь, как бы ни были они важны или нужны вам для существования, вопрос неуместный.
Вспоминаются другие лермонтовские строки:
Есть речи: значенье
Темно иль ничтожно,
Но им без волненья
Внимать невозможно.
Вся поэзия пронизана этими невыразимыми образами и речами, причём, не только сюрреалистическая. Есть строки, которые говорят больше, чем длиннющие рассказы и диссертации. Причём, разумом их трудно объяснить целиком, разобрать, понять, разложить по полочкам. Они действуют на тебя, как гром небесный, как неожиданный поцелуй феи или удар кинжала:
Молния – блеск мгновенный
женственности нетленной...
Вот пример подобной вместительности настоящей поэзии. Снова Андрей Вознесенский:
* * *
На суде, в раю или в аду,
скажет он, когда придут истцы:
“Я любил двух женщин как одну,
хоть они совсем не близнецы”.
Всё равно, что скажут, всё равно...
Не дослушивая ответ,
он двустворчатое окно
застегнёт на чёрный шпингалет.
И всё. Финал. Занавес!... Ничего больше не нужно говорить. Никаких разжёвываний тем, введения персонажей, никаких завязок, развитий, кульминаций... Всё это стихотворение есть кульминация вкуса, ума, гениальной краткости, глобальности и даже подводной скрытости, как у айсберга... Весь основной её контекст уже за этими строками, он трансцендентный, запредельный... Это произведение гораздо меньше по объёму, чем “Отелло” Шекспира или “Анна Каренина” Толстого, но оно ПОЛНОЕ. В этом чудо поэзии. Скажите мало, скажите точно...
Да какой же ты русский,
раз не любишь стихи?!
Тебе люди – гнилушки,
а они – светляки...
Вознесенского обожают и ненавидят миллионы. Так же могли обожать и ненавидеть только Пикассо. С одной стороны понимающая публика, с другой – воинствующее невежество, очень недовольная свободомыслием власть и бездарные коллеги по перу. Вознесенский и есть – Пикассо русской поэзии. То, что они похожи и огромны в своей значимости может опровергать либо дурак, либо завистник. Третьего не дано. В этом смысле России, а теперь уже просто всей русскоязычной аудитории мира, очень повезло. И Пикассо , и Вознесенский больше всего ценны своей способностью энергетического воздействия на новых творцов. Их произведения дают вам такой сильный импульс для творчества, какой можно ожидать, наверное, только от святых да ещё, пожалуй, от самого Неба...
Кто “родил” Вознесенского? Пастернак. Это красота его строк и его личности позволила свершиться всему “пришедшему после”. Пастернак – это самая сильная фигура в русской поэзии. В этом я убеждён. Почему не Пушкин? Потому что Пушкин менее поэт, а более драматург, как мне кажется. Пушкин, как раз, в отличие от Лермонтова, весь в поэмах, сказках и в своих маленьких трагедиях. В этом его максимальная ценность и в этом он наиболее близок Шекспиру, поэту N1 в мире...Когда Пушкин пишет:
Что в имени тебе моём?
Оно умрёт, как шум печальный
Волны, плеснувшей в берег дальный,
Как звук ночной в лесу глухом.
Оно на памятном листке
Оставит мёртвый след, подобный
Узору надписи надгробной
На непонятном языке...
то здесь он Поэт с большой буквы. А приведённое стихотворение – перл русской поэзии и сегодня... Но опять же, сколько таких вещей у Пушкина? Раз, два и обчёлся...
Но скажем ещё о Пастернаке. Скажем его собственными стихами...
Любимая,— жуть! Когда любит поэт,
Влюбляется бог неприкаянный.
И хаос опять выползает на свет,
Как во времена ископаемых.
Глаза ему тонны туманов слезят.
Он застлан. Он кажется мамонтом.
Он вышел из моды. Он знает — нельзя:
Прошли времена и — безграмотно.
Он видит, как свадьбы справляют вокруг.
Как спаивают, просыпаются.
Как общелягушечью эту икру
Зовут, обрядив ее,— паюсной.
Как жизнь, как жемчужную шутку Ватто,
Умеют обнять табакеркою.
И мстят ему, может быть, только за то,
Что там, где кривят и коверкают,
Где лжет и кадит, ухмыляясь, комфорт
И трутнями трутся и ползают,
Он вашу сестру, как вакханку с амфор,
Подымет с земли и использует.
И таянье Андов вольет в поцелуй,
И утро в степи, под владычеством
Пылящихся звезд, когда ночь по селу
Белеющим блеяньем тычется.
И всем, чем дышалось оврагам века,
Всей тьмой ботанической ризницы
Пахнёт по тифозной тоске тюфяка,
И хаосом зарослей брызнется.
Интересен и ранний, и поздний Пастернак. Гением он был всегда. Я убеждён, что на его поэзию повлияла и живопись его отца, Леонида Пастернака, может, единственного стоящего русского художника-импрессиониста, и музыка, которой Пастернак занимался на профессиональном уровне. Его поэтическая живопись – это тема для отдельного разговора...
Давай ронять слова,
Как сад – янтарь и цедру,
Рассеянно и щедро,
Едва, едва, едва...
Не надо толковать,
Зачем так церемонно
Мареной и лимоном
обрызнута листва...
Во многих своих стихах Пастернак достиг максимального поэтического совершенства, единства образности, смысла, музыкальности, изобразительности, душевности и в то же время простоты...
Снег идёт, снег идёт.
К белым звёздочкам в буране
Тянутся цветы герани
За оконный переплёт.
Снег идёт, и всё в смятеньи,
Всё пускается в полёт, -
Чёрной лестницы ступени,
Перекрёстка поворот...
Прийти к этой тициановской простоте, как называет её Вознесенский, это долгий процесс созревания... От сложного к простому... Да-да, не от простого, к сложному, а наоборот. Это парадокс поэзии, но он есть. Простота строки , стиля шлифуется годами, как морская галька. Из острого, ломанного, колючего куска неживой материи, великий океан делает нечто округлое, стремящееся к максимально гармоничной форме во Вселенной, форме шара. Так и поэт, проходя через всю свою жизнь, трения, конфликты и катаклизмы, постигает нечто высшее и теряет свою злободневную остроту. Он мудреет и строка его обращается к вечности...
...Ночная даль теперь казалась краем
Уничтоженья и небытия.
Простор вселенной был необитаем,
И только сад был местом для житья.
И глядя в эти чёрные провалы,
Пустые, без начала и конца,
Чтоб эта чаша смерти миновала
В поту кровавом он молил отца...
Пастернак удивительный переводчик. Когда читаешь его Рильке, поражаешься лёгкости и профессионализму, но ещё больше уважению к другому мастеру, бережностью подхода и тонкой восприимчивости... Впрочем, каким же ещё быть настоящему поэту...
Я зачитался. Я читал давно.
С тех пор, как дождь пошёл хлестать в окно.
Весь с головою в чтение уйдя,
Не слышал я дождя.
Я вглядывался в строки, как в морщины
Задумчивости, и часы подряд
стояло время или шло назад.
Как вдруг я вижу, краскою карминной
в них набрано: закат, закат, закат...
Когда учишься поэзии, когда ищешь для себя её основные вехи, примеры для подражания и немых собеседников для раздумий, познаешь многое и многих. Нельзя остаться равнодушным ни к Есенину, ни к Цветаевой, ни к Ахматовой, ни к Бродскому... Есть ещё те, кто не так велик, а может, не так известен, но кто тоже сказал что-то ценное нам и миру. Одни писали используя чёткую форму, другие экспериментировали с синтезом или остановились, кто на верлибре, кто на белом стихе... Важно найти свой инструмент, чтобы выразить свою музыку. А то, что она есть в каждом из нас, это бесспорно...
Я нашёл в себе мужество, чтоб оглянуться назад
Трупы прожитых дней
Устилают мой путь Я хочу их оплакать
Это Аполлинер. В начале двадцатого века отбросил знаки препинания. Друг художников-модернистов и сам не смог оставаться в стороне от кардинально новых перемен в литературе.
Мы шевелить языком
И письма писать должны
Новые звуки новые звуки новые звуки нужны
Правильно. Когда мы перестанем искать новое, а доставим удовольствие всем союзам писателей земли своим послушанием и приверженностью традициям, тогда мы определённо окажемся в тухлом болоте застоя и тупости. Это так же верно, как и то, что стать поэтом можно. Для этого просто нужно не родиться им, а переродиться. Из обыкновенного биологического продукта именуемого человеком разумным в то, что можно было бы назвать человеком новым. Главными критериями которого были бы не только ум, воля, доброта, но и внутренняя, неистребимая порядочность и правильность. А ещё тот гуманизм, который не понимают яйцеголовые интеллектуалы и над которым смеются не только они, но и все остальные знающие и умеющие жить и преуспеть. Тот гуманизм, который видит ценность каждой казалось бы самой никчемной души на этом свете. И который различает божий замысел во всём: в траве, животных, облаках и наших человеческих мученьях...
Подай мне, надежда, руку,
пойдём за незримый гребень
туда, где сияют звёзды
в душе у меня, как в небе.
Закрой мне другой рукою
глаза и потусторонней
тропинкой веди, слепого
от снега твоей ладони...
Это Хименес, один из самых лучших испанских поэтов. Он и Лорка – это два бриллианта литературной Испании. Кстати, мне кажется, что в духовном смысле русские и испанцы самые близкие друг другу народы. А совсем не русские и украинцы, к сожалению, как могло бы показаться...
Я просто сказал однажды -
услышать она сумела, -
мне нравится, чтоб весною
любовь одевалась белым.
Глаза голубые вскинув,
взглянула с надеждой зыбкой,
и только детские губы
светились грустной улыбкой.
С тех пор, когда через площадь
я шёл на майском закате,
она стояла у двери,
серьёзная, в белом платье.
Так и видишь эту сцену, похожую на кадр из чёрно-белого фильма эпохи итальянского неореализма... Спросите, а почему тогда мы не ближе к итальянцам?.. А я ведь сказал, что мы похожи в духовном смысле, а не в другом... С итальянцами мы близки фонетическим звучанием языка. Поэтому нам легче всего было бы учиться итальянскому, а не английскому... А испанцы... Они чувствуют, как мы...
Пришёл, как жизнь, короткий,
прощальный, тихий вечер.
Конец всему родному...
А я хочу быть вечным!
Листву в саду кровавя
и душу мне увеча,
пылает медь заката...
А я хочу быть вечным!
Как этот мир прекрасен!
Не задувайте свечи...
Будь вечным, этот вечер,
и я да буду вечен!
Конечно, надо снять шляпу и низко поклониться изумительной работе наших переводчиков: Гончаренко, Гелескула, Столбова, Серпина, Кудинова, Савича , Тыняновой и многих других... Но в том то и дело, что работа их спорилась благодаря близкому, родному, понятному материалу. Ведь если посмотреть, что пишут сейчас поэты современники из других стран Западной Европы, то унынию нашему, а то и скуке, не будет конца. Какая-то дурная мода пришла, писать то, что и стихами-то назвать трудно. Ни рифмы, ни души, ни , чаще всего, значимости того, о чём пишут... Но поэзия не может быть просто бытовой, ей это претит. Поэзия всегда о глобальном, о самом важном, о смысле жизни, о любви, о долге, чести... А эти... Во-первых, все стали модернистами, все избавились, причём совершенно необоснованно, от знаков препинания. Пишут о любой сцене: пойти в туалет, поесть, посмотреть в окно на блюющего алкоголика... При этом слегка порефлексируют, чуть напустят тумана значимости и умного молчания и считают, что они исполнили своё литературное предназначение на этом свете. Я это иначе, как убогостью души и ленностью мысли назвать не могу. Вечные темы никогда не будут банальными. Банальными могут быть ваши слова и используемые приёмы. Даже рифмы могут быть банальными, если вы не стараетесь искать новые. Новая рифма – это новый вид из вашего окна, кто знает, какие горизонты там открываются... В этом смысле я опять же отправляю вас к стихам Пастернака и Вознесенского, поучитесь у них неожиданности находок.
Кстати, если уж зашла речь о рифме, то мне бы хотелось высказать свою позицию по этому вопросу. Я сторонник не приблизительной, а максимально точной рифмы. Когда окончание сходится не в гласных, к примеру: большой – крутой - весной – твой- и т.д. , а именно роднясь своими согласными: большой – душой, крутой – простой, весной – со мной, твой – живой и т.д. Тогда не получается этого подростково-диллетантского вихляния строк, а вместе с ними и смыслов. Красивая поэзия – это жуткая дисциплина и концентрация внимания, как я уже говорил ранее. Это – строительство вдоль и поперёк, работа с каждой буквой, каждым знаком. Потому что, гляньте на те стихи, которые я приводил как пример, особенно маленькие, там так мало всего, что каждая запятая о чём-то говорит, каждая пауза поёт... Там просто нет никакой возможности для фривольного размещения второстепенного и необязательного мусора. И вообще, в идеале нужно говорить стихами так, как будто это ваши самые последние слова в жизни, а открывшаяся в них истина – благодать господня и озарение свыше.
Часто именно женщины грешат тем, что бормочут что-то своё, бабье. О горькой доле, о муже-пьянице... Почему, спрашивается, не бабьи стихи у Цветаевой? Да потому что Цветаева - это личность. А когда язык, уровень серьёзен, то ни у какого нормального человека и мысли не появится не принимать вас всерьёз. И никаких речей о феминизме, стало быть, тоже не будет. Мы равны, о чём же речь?..
Моим стихам, написанным так рано,
что и не знала я , что я поэт...
Это удивительное по красоте стихотворение Цветаевой. Удивительное ещё и тем, что оно всё – один большой взмах души. Стихотворение, написанное на длинной волне дыхания океана... А это очень серьёзный показатель и уровня сознания, и формата Духа поэта...
Итак, самым главным инструментом в творчестве является сам человек, его душа, и это не зависит от того, чем конкретно вы занимаетесь. Для того, чтобы быть хорошим поэтом, нужна не ручка с золотым пером, не перо Жар-птицы, не королевская почтовая бумага с водяными знаками и виньетками, не стол красного дерева и не башня слоновой кости. Нужна постоянная работа над собой и только. В ваших стихах будет всегда только то, что вы есть на самом деле, спрятаться не удастся. Все ваши плюсы и минусы оставят там свои чёткие следы, вы весь будете, как на ладони. Если человек пишет плохие стихи, кто в этом виноват? Только он сам. Если ещё не опытный, то это одно дело, это простительно, со временем может научиться. Но если уже маститый, если занимает лучшие страницы толстых журналов, получает приличные гонорары и при этом , как я уже выражался, “ни уму, ни сердцу”, то о чём ещё говорить?.. Это не поэт, это стихослагатель-карьерист, у которого главная задача всей жизни – устранять конкурентов. Тухлая, гнилая душа рождает аналогичные стихи.Но не будем о плохом. Вернёмся к хорошему.
Улыбнись, ягнёнок гневный с Рафаэлева холста, -
На холсте уста вселенной, но она уже не та...
Помните, “Есть речи, значенье темно иль ничтожно...”? Так вот, это, как раз тот самый случай. Но значение отнюдь не темно иль ничтожно, а даже наоборот... Те строки, которые идут после, я даже приводить не хочу, они уже лишние. Никакие... Да-да, это со всеми бывает. В данном случае и с Мандельштамом, большим и очень специфическим поэтом... Иногда всё чудо только в паре строк... А вот другие его стихи:
Я пью за военные астры, за всё, чем корили меня,
За барскую шубу, за астму, за желчь петербургского дня,
За музыку сосен савойских, Полей Елисейских бензин,
За розу в кабине ролс-ройса и масло парижских картин.
Я пью за бискайские волны, за сливок альпийских кувшин,
За рыжую спесь англичанок и дальних колоний хинин.
Я пью, но ещё не придумал – из двух выбираю одно -
Весёлое асти-спуманте иль папского замка вино.
Мне почему-то сразу же вспоминается Игорь Северянин и его бессмертное:
...Из Москвы в Нагасаки, из Нью-Йорка на Марс!
В поэзии важна не классовость, не бедный или богато накрытый стол. Ведь согласитесь, что его “Ананасы в шампанском” - это просто красиво, легко, празднично... Мы ведь не только в вечной скорби живём, мы живые, нормальные люди, и поэты в том числе. Только поэты ещё нормальней...
Я остаюсь с голубым человечком,
который ворует у ласточек яйца.
Я остаюсь с полуголым ребёнком
под каблуками бруклинских пьяниц.
С теми, кто молча уходит под арки,
с веточкой вен, разгибающей пальцы....
...Я остаюсь с этой женщиной снежной,
в которой девственный мох догорает,
я остаюсь с этой бруклинской пьянью,
с голым ребёнком под каблуками.
Я остаюсь с растерзанным следом
неторопливой трапезы волчьей...
... За беглой любовью – долгая проба смерти...
Это Лорка – душа Испании. Я не знаю, как можно его не любить. Разве что, будучи ещё очень молоденьким и незрелым. Лорка меня покоряет своей детской непосредственностью и чистотой. А ещё какой-то запредельной прозорливостью, и редчайшей в мужском теле нежностью. Когда читаешь многие его стихи просто столбенеешь и замираешь от соприкосновения с чудом, с чем-то нереальным...
Хочу уснуть я сном осенних яблок
и ускользнуть от сутолоки кладбищ.
Хочу уснуть я сном того ребёнка,
что всё мечтал забросить сердце в море.
Не говори, что кровь жива и в мёртвых,
что просят пить истлевшие их губы.
Не повторяй, как больно быть травою,
какой змеиный рот у новолунья...
Почему-то мне никогда не приходило на ум сравнивать его с нашими поэтами. Сама эта мысль дикая, какая-то неправильная во всём... Его стихи – это возможность видеть мир иными, не совсем человечьими глазами. Глазами ангела?.. Не знаю, вряд ли. Но одно безусловно, это исключительный в мире поэзии взгляд и он светлый...
Чу... Шажки обмороженных ног муравьиных...
А кто ещё мог сказать так тихо, обречённо и устало, как будто сам всю жизнь, от зари до зари, гнул спину на заводе или фабрике:
И кто пробудился, тот чувствует каждым суставом,
что рая не будет и крохи любви не насытят,
что снова смыкается тина законов и чисел,
трясина бесцветной борьбы и бесплодного пота...
Лорка абсолютный поэт, поэт в чистом виде, если можно так выразиться. У него отсутствует всякое “но” в личности. Он целен более, чем кто-либо другой. Он сам – поэзия. Читая его вещи никогда не выпадаешь в бытовуху, в чавкающую реальность нашего мира, в ту самую реальность, которая чужда и правде, и всему светлому, и самой жизни. В Лорке нет пошлости ни на грош...
...Её жасминная кожа
светилась жемчугом тёплым,
нежнее лунного света,
когда он скользит по стёклам.
А бёдра её метались,
как пойманные форели,
то лунным холодом стыли,
то белым огнём горели...
Это из стихотворения “Неверная жена”. Самая что ни на есть эротическая сцена. Однако посмотрите, как чисто, красиво и поэтически гениально говорится о почти непередаваемом словами. Вообще, всё это стихотворение – один из образцов максимально возможного в поэзии совершенства. Хотя оно и не самое маленькое... А выдержать достойный уровень, не сбиться, не оступиться, когда пишешь длиннее, чем пара строф, это показатель!.. У Пастернака “Рождественская звезда” - подобный , совсем не коротенький шедевр, где всё выдержано от и до... Почему же тогда, спросите, иногда получаются только первые несколько строк? Да именно потому, что у автора не хватило выдержки и интереса не спешить, не писать что угодно и как угодно, лишь бы закончить побыстрее...
Ждите, если нужно, годы...
Ибо время не имеет
никакого значения
для успеха вашей картины.
Это Жак Превер, французский поэт. Один из тех, кто прошёл через ад войны...
Когда умру,
схороните меня с гитарой
в речном песке.
Когда умру...
В апельсиновой роще старой,
в любом цветке.
Когда умру,
стану флюгером я на крыше,
на ветру.
Тише...
Когда умру!
Это снова Лорка, его стихотворение “ Memento”. Это даже не способность перевоплощения, это его природное чувство сострадания, человечности... Когда он пишет своё:
Сегодня чувствую в сердце
неясную дрожь созвездий...
язык, человеческа речь, разум – всё кончается. На землю нисходит вечная Истина... Но опять , мгновение, блеск и мы снова не успели понять что-то очень важное, хотя были так близки к ней, к чему-то непостижимому и нужному нам больше всего на свете...
И тополя уходят -
но след их озёрный светел.
И тополя уходят -
но нам оставляют ветер.
А ветер умолкнет ночью,
обряженный чёрным крепом.
А ветер оставит эхо,
плывущее вниз по рекам.
А мир светляков нахлынет -
и прошлое в нём потонет.
И крохотное сердечко
раскроется на ладони.
Нет никакой другой политики для человека кроме любви ко всему сущему и стремления к добру и справедливости для всех. В этом смысле мне всё равно, кто будет писать стихи на русском языке: русский, араб, еврей, австралийский абориген или зелёный человечек... Пушкин правильно говорил, что гений и злодейство несовместимы. Любой национализм – это злодейство, как бы его не называли: патриотизмом, сионизмом, шовинизмом и т.д. И призвание поэта в том, чтобы открывать в человеческих душах лучшие грани и качества. Для этого ему самому в первую очередь нужно понимать, что хорошо, а что плохо. И в глобальном смысле, и конкретно касающееся того, что он пишет.
Об одном и том же можно сказать по разному, используя всё те же слова. Давайте возьмём первые попавшиеся и попробуем здесь и сейчас что-то написать, хотя бы одну порядочную строку. Итак, например, пусть это будет о весне. Три слова... Ну, какие?.. Пусть будут: деревья, вера, небо... Поехали...
1. Я верю, деревья касаются неба...
2. Вера моя снова,
словно дерево к небу...
3. Над деревьями небо, как вера моя, без изьяна,
в нём ни тучки сегодня, одна благодать синевы...
4. Деревья, деревья! Вы тянетесь к небу,
как будто и вас обнадёжила вера...
Пока достаточно. Что было главное? Сначала настрой. Способность творить. Далее нужно оглянуться вокруг, прислушаться к себе, сосредоточиться на какой-то мысли или образе, может быть, выделить осознанно из всего великолепия вокруг какие-то опорные точки... В нашем случае это были три случайных слова, но очень конкретно относящихся к весне. В течении пяти-десяти минут мы имеем четыре возможных начала стихотворений. Они и есть те самые матрицы, из которых могут вырасти готовые стихи. На чём остановиться? На чём бы здесь остановился я? Для меня более интересны и приятны по музыкальности варианты 1 и 4. Причём каждый из них может и ещё меняться... Например:
Деревья, деревья! Вы тянетесь к небу весной...
Добавлено одно слово и размер строки изменился, всё изменилось. Попробуем ещё:
Деревья, родные, к высокому небу...
Понимаете?.. Не только слова, но и перемена знаков препинания меняет картину. Попробуйте мысленно представить себе на щеке Джоконды родинку, мушку, всего навсего одну точку – она притянет к себе пространство половины холста, не меньше! Так же и в строке, каждый знак, каждая буква важны. Вы рисуете словами, вы пишете музыку словами, паузами, ударениями, бегом, поступью и перешагиванием слов...
Тот ритм, который возникает в вас должен резонировать с вашими чувствами, тогда работа пойдёт. Строка за строкой ваш труд будет продолжаться и есть надежда, что это будет красиво... Позже можете холодно проанализировать и критически, бесстрастно попытаться привести написанное в порядок. Только не убирая чувства и откровения, а освобождаясь от случайных неточностей, находя более верные, лучшие слова... Этих правок не должно быть много. Много – это показатель того, что всё плохо и надо либо начинать сначала, либо вообще выбросить это стихотворение и начать другое... Но не забудьте, без насилия! СВОБОДНО и ЛЕГКО...
Не надо стесняться чувств! Вот уж, где это на самом деле абсолютно неуместно, так это в поэзии. Ведь вы должны быть максимально правдивы... Вы боитесь, что из вас выскочит что-нибудь очень уж интимное? А зачем вам синонимы? Зачем образность, метафоры, намёки?.. Почему у Лорки эротические сцены красивы, а не безобразны? Потому что такие понятия, как вкус, культура, эстетика, чувство прекрасного – это не пустые слова, а вполне конкретные механизмы Мировой Гармонии. Не забывайте, вы – инструмент в её руках. Вы! А не что-то другое... Работайте над собой и ваши творения будут лучше вас...
------------
Я привёл здесь лишь малое количество тех особенных строк, которые для меня являются настоящей поэзией. Мне хотелось, чтобы читатели понимали, о чём я говорю, к чему призываю, и куда, пишущему человеку нужно стремиться.
Поэзия – самое сложное искусство. Оно огромное, как философия и прекрасное, как музыка. Оно требует от вас и большого количества знаний, и веры, и воли... И счастья, и доли... Я улыбаюсь здесь... Всё важно. И Бог нас ведёт, и наш собственный выбор и труд определяют результаты наших усилий. Нет точных рецептов и конкретных инструкций по производству гениальных произведений искусства. Если бы были, их наверняка бы превратили в очередную индустрию по зарабатыванию денег, несметных сокровищ, которые опять бы использовались на роскошь одних и горе других... На войны, кровь и рабство...
Пусть тайна останется тайной
для тех, кто её не достоин...
Остальным... Желаю всяческого добра и просветления...
март-апрель 2008,
Чехия.
Мне бы не хотелось никого отправлять к тем книгам, где описывается и объясняется, что такое ямбы, хореи, анапесты и т.д. Мне бы вообще не хотелось говорить о стихосложении, о той научной правильности, от которой всё равно ничего живого и ценного не рождается. Более того, я убеждён, что всё, что человеку нужно для творчества, есть у него внутри: в мысли, в сердце, в душе, называйте это, как хотите.
Мне попадались интеллектуалы-филологи, которые были очень эрудированны и разбирались во всём... А только главного не чувствовали – самой красоты поэзии. В искусстве вообще невозможно обходиться только умом. Ум – вещь вспомогательная, он для анализа, вычислений, для навигации и управления техническими процессами... А главное то, в существовании чего до сих пор многие ещё не уверены...
Я не могу никого учить, я не Господь Бог. Попытаюсь просто поделиться своим видением основных слагающих творчества. Надеюсь, что хотя бы косвенно тем, кто хочет что-то понять, это пригодится...
Для меня всё то, что написано в рифму, делится на две категории: на стихи и на поэзию. Стихов на свете гораздо больше, чем поэзии. Конечно, никто точно этого не может подсчитать, но по моим личным ощущениям, стихов – примерно 95%, а поэзии – примерно 5%. Может, и того меньше... Как это понять? А так, что берёшь любого автора, любого поэта, любую его книгу и простым карандашом отмечаешь те места или строки, которые тебе очень нравятся.
Почему нравятся? Потому что они красивые, сильные, особенные... Они берут за живое и заставляют душу открываться какой-то, невыразимой словами, Истине и Доброте. Они меняют тебя к лучшему. И вот тогда, пройдясь по томику любого классика, обнаруживаешь странную вещь... К примеру, перечитав Лермонтова, его стихи и поэмы, я не нашёл для себя ничего ценного в больших произведениях. Мне ничего не дают ни “Мцыри”, ни “Бородино”, ни многое другое... То есть, говоря проще, они мне – ни уму, ни сердцу... И ещё понял то, что Лермонтов всё-таки достиг вершин Мировой Гармонии, но не в батальных и эпохальных сценах, не в “скажи-ка, дядя”, а в совершенно других строках. Например, в этих:
Послушай, быть может, когда мы покинем
Навек этот мир, где душою так стынем,
Быть может, в стране, где не знают обману,
ты ангелом будешь, я демоном стану!..
Вы слышите это?.. Какая тихая, грустная интонация и какой вой души! Какая боль, надежда, любовь ко всему тому, что обожаемо, но неминуемо должно кануть навеки...
Дальше, к сожалению, хуже, но эти четыре строки очень удачные...
Или в стихотворении “Ангел”:
По небу полуночи ангел летел,
И тихую песню он пел.
И месяц, и звёзды, и тучи толпой
Внимали той песне святой.
Он пел о блаженстве безгрешных духов
под кущами райских садов,
О боге великом он пел, и хвала
Его непритворна была...
Он душу младую в объятиях нёс
Для мира печали и слёз,
И звук его песни в душе молодой
Остался, без слов, но живой...
И долго на свете томилась она,
Желанием чудным полна.
И звуков небес заменить не могли
Ей скучные песни земли...
Если вдуматься в смысл сказанного, то совершенно непонятно, почему и куда ангел несёт чью-то младую душу. С земли на землю? В ад? Но это вообще не дело ангелов... Но в принципе, я не об этом. Я о том, что Лермонтов нашёл здесь удивительно красивую музыкальную интонацию, размер строки...
Весь Лермонтов, вся его душа – это восемь-девять подобных стихотворений. Их я называю поэзией. Остальное – те самые стихи.
Так можно и нужно подходить к любому из нас. Важен не объём слов, важен объём духа, концентрация чувств и неповторимость найденой интонации, то есть того ключа, который открывает вас, как старую тюремную дверь... Важна приходящая свобода понимания смысла бытия, важно прозревание и очищение – катарсис... Ибо стихи очищают, как говорил Пастернак. И это абсолютно правильно сказано. С той лишь разницей, что я уточняю: поэзия очищает.
Вы спрашиваете, как пишутся стихи? Из какого сора, говоря словами Ахматовой, рождается что-то путное?.. Я могу поделиться только своими соображениями и опытом. И я понимаю, что они не являются ни абсолютной непогрешимой истиной, ни единственно правильным мнением. Всё индивидуально... Всё имеет место и право быть в этом мире...
Я вообще думаю, что главное в процессе творения, это найти первые строки, то есть матрицу. От них зависит, что вырастет дальше... Здесь всё происходит точно так же, как с ростом снежинок, кристаллов, жемчужин... Едва ли не абсолютно всё зависит от начала. Дальше нужно просто продолжить и стараться почувствовать, когда тема, мысль, эмоции исчерпаны, и когда уже нужно остановиться.
Матрица – фундаментальна. В процессе написания может происходить, что угодно, развиваться своя особенная драматургия, с акцентами, паузами, модуляциями, вкраплениями самых разнообразных элементов и т.д. Здесь всё зависит от вкуса, опыта и характера автора, от его склонности к давно известному или же наоборот, к авангарду, то есть, к чему-то ещё неизведанному, новому, свежему...
Не менее важно уметь закончить стихотворение. Окончание тоже должно быть сильным, оно не может быть безвольным или подобным какому-нибудь “и т.д.”
В моей рабочей поэтической тетради часто две-три страницы заполняются различными началами-матрицами, пока я не сталкиваюсь с чем-то особенно меня увлекающим. Тогда пытаюсь писать, пока пишется... Если удаётся, то до конца, если нет, то я просто оставляю неоконченное на потом. Попыток продолжить удачно начатое стихотворение может быть сколько угодно. Хоть тысяча... И дописать вы его сможете через 10, 20, 30 лет или никогда... Всё возможно. Но нет смысла спешить, потому что от спешки или перенапряжения ума ещё ничего хорошего не получалось...
Матрицы можно находить разными путями. Маяковский говорил, что перерабатывает “тысячи тонн словестной руды, единого слова ради”... Не знаю, как он это делал. Что применял, какой экскаватор или драгу, чтобы выловить зёрна поэтического золота... Лично я использую метод локатора. Ведь вы всегда что-то думаете или говорите. Ваш мозг рождает какие-то фразы. Иногда они стоят того, чтобы их записать. Из них в будущем могут получиться хорошие стихи... Если вы не запишете их сразу, то почти со стопроцентной уверенностью можно утверждать, что они потеряны уже навсегда. Для того, чтобы “воспитать” в себе локатор, то есть способность всегда быть настороже и в готовности определить красоту и новизну сказанного или подуманного, нужна практика. Вы должны отработать в себе это качество, закрепить на рефлекторном уровне. Это подобно тому, как не задумываясь, стараетесь поймать случайно обронённый вами предмет. Должна сработать автоматическая реакция. Как её обострить, закрепить в себе? Наверное так, что вы должны осознать, что поэзия для вас – очень важное дело. Едва ли не самое важное... Мозг должен это понять. Вы не можете его перестроить физически, не можете влезть туда с гаечным ключём и наладить всё так, как вам нужно. Вы должны сосредоточиться, сконцентрироваться, переместить акценты по жизни... Для вас это должно быть точно так же важно, как умение переходить дорогу или уклоняться от удара. По большому счёту искусство поэзии – это то же кунг-фу, у-шу и всё такое... Концентрация, лёгкость, движение, балет... Здесь невозможен тяжёлый железобетонный подход под лозунгом “Надо!” Мировой Гармонии плевать на все ваши “надо” и “хочу”. Хочешь?.. Тогда стань и будь. Превратись в слух и открытое сердце. Брось всякую защиту, броню, разные “можно”, “нельзя”... Стань гол и наг перед дыханием бездны и шёпотом звёзд... Только так ты сможешь что-то понять и создать что-то стоящее...
Как начинается поэт? Так, что кто-то другой его зацепит своими стихами. Меня “родил” Андрей Вознесенский. Его “Плач по двум нерождённым поэмам.” Совпало место, время, настроение, моя способность воспринимать... В моём ВУЗе была удивительная преподавательница русской литературы. Когда она прочитала аудитории эту вещь, я был потрясён. Понимаете, со мной мало того, что говорили современным языком, сочно, интересно,свежо, но и без всяких этих “вдохновенный – упоеннный -преклоненный...”, которыми грешили Жуковский, Баратынский, Пушкин и многие другие русские классики жанра. Я хочу привести его целиком, оно того стоит.
ПЛАЧ ПО ДВУМ НЕРОЖДЁННЫМ ПОЭМАМ.
Аминь.
Убил я поэму. Убил, не родивши. К Харонам!
Хороним.
Хороним поэмы. Вход всем посторонним.
Хороним.
На чёрной Вселенной любовниками
отравленными
лежат две поэмы,
как белый бинокль театральный.
Две жизни прижались судьбой половинной -
две самых поэмы моих
соловьиных!
Вы, люди,
вы, звери,
пруды, где они зарождались
в Останкине, -
в с т а н ь т е!
Вы, липы ночные,
как лапы в ветвях хиромантии, -
встаньте,
дороги, убитые горем,
довольно валяться в асфальте,
как волосы дыбом над городом,
вы встаньте.
Раскройтесь, гробы,
как складные ножи гиганта,
вы встаньте -
Сервантес, Борис Леонидович,
Данте,
вы б их полюбили, теперь они тоже останки,
встаньте.
И Вы, Член Президиума Верховного Совета
товарищ Гамзатов,
встаньте,
погибло искусство, незаменимо это,
и это не менее важно,
чем речь
на торжественной дате,
встаньте.
Их гибель - судилище. Мы - арестанты.
Встаньте.
О, как ты хотела, чтоб сын твой шел чисто
и прямо,
встань, мама.
Вы встаньте в Сибири,
в Париже, в глухих городишках,
мы столько убили
в себе,
не родивши,
встаньте,
Ландау, погибший в косом лаборанте,
встаньте,
Коперник, погибший в Ландау галантном,
встаньте,
вы, девка в джаз-банде,
вы помните школьные банты?
встаньте,
геройские мальчики вышли в герои, но в анти,
встаньте,
(я не о кастратах - о самоубийцах,
кто саморастратил
святые крупицы),
встаньте.
Погибли поэмы. Друзья мои в радостной
панике -
"Вечная память!"
Министр, вы мечтали, чтоб юнгой
в Атлантике плавать,
Вечная память,
громовый Ливанов, ну, где ваш несыгранный
Гамлет?
вечная память,
где принц ваш, бабуся? А девственность
можно хоть в рамку обрамить,
вечная память,
зеленые замыслы встаньте как пламень,
вечная память,
мечта и надежда, ты вышла на паперть?
вечная память!..
Аминь.
Минута молчанья. Минута - как годы.
Себя промолчали - всё ждали погоды.
Сегодня не скажешь, а завтра уже
не поправить.
Вечная память.
И памяти нашей, ушедшей как мамонт,
вечная память.
Аминь.
Тому же, кто вынес огонь сквозь
потраву, -
Вечная слава!
Вечная слава!
1965
Ну?.. Каково? Вас не впечатляет эта сила? Тогда бросьте читать то, что я пишу и займитесь чем-то другим, более материально полезным. Поскольку поэзией не занимаются ради денег. Если деньги придут, вместе со славой или без неё, то это уже другой вопрос, второстепенный. Тот, кто хочет писать поэзию, а не просто рифмованные строчки, должен думать о Красоте, о Правде, о Справедливости, а значит, о Боге. И деньги здесь, как бы ни были они важны или нужны вам для существования, вопрос неуместный.
Вспоминаются другие лермонтовские строки:
Есть речи: значенье
Темно иль ничтожно,
Но им без волненья
Внимать невозможно.
Вся поэзия пронизана этими невыразимыми образами и речами, причём, не только сюрреалистическая. Есть строки, которые говорят больше, чем длиннющие рассказы и диссертации. Причём, разумом их трудно объяснить целиком, разобрать, понять, разложить по полочкам. Они действуют на тебя, как гром небесный, как неожиданный поцелуй феи или удар кинжала:
Молния – блеск мгновенный
женственности нетленной...
Вот пример подобной вместительности настоящей поэзии. Снова Андрей Вознесенский:
* * *
На суде, в раю или в аду,
скажет он, когда придут истцы:
“Я любил двух женщин как одну,
хоть они совсем не близнецы”.
Всё равно, что скажут, всё равно...
Не дослушивая ответ,
он двустворчатое окно
застегнёт на чёрный шпингалет.
И всё. Финал. Занавес!... Ничего больше не нужно говорить. Никаких разжёвываний тем, введения персонажей, никаких завязок, развитий, кульминаций... Всё это стихотворение есть кульминация вкуса, ума, гениальной краткости, глобальности и даже подводной скрытости, как у айсберга... Весь основной её контекст уже за этими строками, он трансцендентный, запредельный... Это произведение гораздо меньше по объёму, чем “Отелло” Шекспира или “Анна Каренина” Толстого, но оно ПОЛНОЕ. В этом чудо поэзии. Скажите мало, скажите точно...
Да какой же ты русский,
раз не любишь стихи?!
Тебе люди – гнилушки,
а они – светляки...
Вознесенского обожают и ненавидят миллионы. Так же могли обожать и ненавидеть только Пикассо. С одной стороны понимающая публика, с другой – воинствующее невежество, очень недовольная свободомыслием власть и бездарные коллеги по перу. Вознесенский и есть – Пикассо русской поэзии. То, что они похожи и огромны в своей значимости может опровергать либо дурак, либо завистник. Третьего не дано. В этом смысле России, а теперь уже просто всей русскоязычной аудитории мира, очень повезло. И Пикассо , и Вознесенский больше всего ценны своей способностью энергетического воздействия на новых творцов. Их произведения дают вам такой сильный импульс для творчества, какой можно ожидать, наверное, только от святых да ещё, пожалуй, от самого Неба...
Кто “родил” Вознесенского? Пастернак. Это красота его строк и его личности позволила свершиться всему “пришедшему после”. Пастернак – это самая сильная фигура в русской поэзии. В этом я убеждён. Почему не Пушкин? Потому что Пушкин менее поэт, а более драматург, как мне кажется. Пушкин, как раз, в отличие от Лермонтова, весь в поэмах, сказках и в своих маленьких трагедиях. В этом его максимальная ценность и в этом он наиболее близок Шекспиру, поэту N1 в мире...Когда Пушкин пишет:
Что в имени тебе моём?
Оно умрёт, как шум печальный
Волны, плеснувшей в берег дальный,
Как звук ночной в лесу глухом.
Оно на памятном листке
Оставит мёртвый след, подобный
Узору надписи надгробной
На непонятном языке...
то здесь он Поэт с большой буквы. А приведённое стихотворение – перл русской поэзии и сегодня... Но опять же, сколько таких вещей у Пушкина? Раз, два и обчёлся...
Но скажем ещё о Пастернаке. Скажем его собственными стихами...
Любимая,— жуть! Когда любит поэт,
Влюбляется бог неприкаянный.
И хаос опять выползает на свет,
Как во времена ископаемых.
Глаза ему тонны туманов слезят.
Он застлан. Он кажется мамонтом.
Он вышел из моды. Он знает — нельзя:
Прошли времена и — безграмотно.
Он видит, как свадьбы справляют вокруг.
Как спаивают, просыпаются.
Как общелягушечью эту икру
Зовут, обрядив ее,— паюсной.
Как жизнь, как жемчужную шутку Ватто,
Умеют обнять табакеркою.
И мстят ему, может быть, только за то,
Что там, где кривят и коверкают,
Где лжет и кадит, ухмыляясь, комфорт
И трутнями трутся и ползают,
Он вашу сестру, как вакханку с амфор,
Подымет с земли и использует.
И таянье Андов вольет в поцелуй,
И утро в степи, под владычеством
Пылящихся звезд, когда ночь по селу
Белеющим блеяньем тычется.
И всем, чем дышалось оврагам века,
Всей тьмой ботанической ризницы
Пахнёт по тифозной тоске тюфяка,
И хаосом зарослей брызнется.
Интересен и ранний, и поздний Пастернак. Гением он был всегда. Я убеждён, что на его поэзию повлияла и живопись его отца, Леонида Пастернака, может, единственного стоящего русского художника-импрессиониста, и музыка, которой Пастернак занимался на профессиональном уровне. Его поэтическая живопись – это тема для отдельного разговора...
Давай ронять слова,
Как сад – янтарь и цедру,
Рассеянно и щедро,
Едва, едва, едва...
Не надо толковать,
Зачем так церемонно
Мареной и лимоном
обрызнута листва...
Во многих своих стихах Пастернак достиг максимального поэтического совершенства, единства образности, смысла, музыкальности, изобразительности, душевности и в то же время простоты...
Снег идёт, снег идёт.
К белым звёздочкам в буране
Тянутся цветы герани
За оконный переплёт.
Снег идёт, и всё в смятеньи,
Всё пускается в полёт, -
Чёрной лестницы ступени,
Перекрёстка поворот...
Прийти к этой тициановской простоте, как называет её Вознесенский, это долгий процесс созревания... От сложного к простому... Да-да, не от простого, к сложному, а наоборот. Это парадокс поэзии, но он есть. Простота строки , стиля шлифуется годами, как морская галька. Из острого, ломанного, колючего куска неживой материи, великий океан делает нечто округлое, стремящееся к максимально гармоничной форме во Вселенной, форме шара. Так и поэт, проходя через всю свою жизнь, трения, конфликты и катаклизмы, постигает нечто высшее и теряет свою злободневную остроту. Он мудреет и строка его обращается к вечности...
...Ночная даль теперь казалась краем
Уничтоженья и небытия.
Простор вселенной был необитаем,
И только сад был местом для житья.
И глядя в эти чёрные провалы,
Пустые, без начала и конца,
Чтоб эта чаша смерти миновала
В поту кровавом он молил отца...
Пастернак удивительный переводчик. Когда читаешь его Рильке, поражаешься лёгкости и профессионализму, но ещё больше уважению к другому мастеру, бережностью подхода и тонкой восприимчивости... Впрочем, каким же ещё быть настоящему поэту...
Я зачитался. Я читал давно.
С тех пор, как дождь пошёл хлестать в окно.
Весь с головою в чтение уйдя,
Не слышал я дождя.
Я вглядывался в строки, как в морщины
Задумчивости, и часы подряд
стояло время или шло назад.
Как вдруг я вижу, краскою карминной
в них набрано: закат, закат, закат...
Когда учишься поэзии, когда ищешь для себя её основные вехи, примеры для подражания и немых собеседников для раздумий, познаешь многое и многих. Нельзя остаться равнодушным ни к Есенину, ни к Цветаевой, ни к Ахматовой, ни к Бродскому... Есть ещё те, кто не так велик, а может, не так известен, но кто тоже сказал что-то ценное нам и миру. Одни писали используя чёткую форму, другие экспериментировали с синтезом или остановились, кто на верлибре, кто на белом стихе... Важно найти свой инструмент, чтобы выразить свою музыку. А то, что она есть в каждом из нас, это бесспорно...
Я нашёл в себе мужество, чтоб оглянуться назад
Трупы прожитых дней
Устилают мой путь Я хочу их оплакать
Это Аполлинер. В начале двадцатого века отбросил знаки препинания. Друг художников-модернистов и сам не смог оставаться в стороне от кардинально новых перемен в литературе.
Мы шевелить языком
И письма писать должны
Новые звуки новые звуки новые звуки нужны
Правильно. Когда мы перестанем искать новое, а доставим удовольствие всем союзам писателей земли своим послушанием и приверженностью традициям, тогда мы определённо окажемся в тухлом болоте застоя и тупости. Это так же верно, как и то, что стать поэтом можно. Для этого просто нужно не родиться им, а переродиться. Из обыкновенного биологического продукта именуемого человеком разумным в то, что можно было бы назвать человеком новым. Главными критериями которого были бы не только ум, воля, доброта, но и внутренняя, неистребимая порядочность и правильность. А ещё тот гуманизм, который не понимают яйцеголовые интеллектуалы и над которым смеются не только они, но и все остальные знающие и умеющие жить и преуспеть. Тот гуманизм, который видит ценность каждой казалось бы самой никчемной души на этом свете. И который различает божий замысел во всём: в траве, животных, облаках и наших человеческих мученьях...
Подай мне, надежда, руку,
пойдём за незримый гребень
туда, где сияют звёзды
в душе у меня, как в небе.
Закрой мне другой рукою
глаза и потусторонней
тропинкой веди, слепого
от снега твоей ладони...
Это Хименес, один из самых лучших испанских поэтов. Он и Лорка – это два бриллианта литературной Испании. Кстати, мне кажется, что в духовном смысле русские и испанцы самые близкие друг другу народы. А совсем не русские и украинцы, к сожалению, как могло бы показаться...
Я просто сказал однажды -
услышать она сумела, -
мне нравится, чтоб весною
любовь одевалась белым.
Глаза голубые вскинув,
взглянула с надеждой зыбкой,
и только детские губы
светились грустной улыбкой.
С тех пор, когда через площадь
я шёл на майском закате,
она стояла у двери,
серьёзная, в белом платье.
Так и видишь эту сцену, похожую на кадр из чёрно-белого фильма эпохи итальянского неореализма... Спросите, а почему тогда мы не ближе к итальянцам?.. А я ведь сказал, что мы похожи в духовном смысле, а не в другом... С итальянцами мы близки фонетическим звучанием языка. Поэтому нам легче всего было бы учиться итальянскому, а не английскому... А испанцы... Они чувствуют, как мы...
Пришёл, как жизнь, короткий,
прощальный, тихий вечер.
Конец всему родному...
А я хочу быть вечным!
Листву в саду кровавя
и душу мне увеча,
пылает медь заката...
А я хочу быть вечным!
Как этот мир прекрасен!
Не задувайте свечи...
Будь вечным, этот вечер,
и я да буду вечен!
Конечно, надо снять шляпу и низко поклониться изумительной работе наших переводчиков: Гончаренко, Гелескула, Столбова, Серпина, Кудинова, Савича , Тыняновой и многих других... Но в том то и дело, что работа их спорилась благодаря близкому, родному, понятному материалу. Ведь если посмотреть, что пишут сейчас поэты современники из других стран Западной Европы, то унынию нашему, а то и скуке, не будет конца. Какая-то дурная мода пришла, писать то, что и стихами-то назвать трудно. Ни рифмы, ни души, ни , чаще всего, значимости того, о чём пишут... Но поэзия не может быть просто бытовой, ей это претит. Поэзия всегда о глобальном, о самом важном, о смысле жизни, о любви, о долге, чести... А эти... Во-первых, все стали модернистами, все избавились, причём совершенно необоснованно, от знаков препинания. Пишут о любой сцене: пойти в туалет, поесть, посмотреть в окно на блюющего алкоголика... При этом слегка порефлексируют, чуть напустят тумана значимости и умного молчания и считают, что они исполнили своё литературное предназначение на этом свете. Я это иначе, как убогостью души и ленностью мысли назвать не могу. Вечные темы никогда не будут банальными. Банальными могут быть ваши слова и используемые приёмы. Даже рифмы могут быть банальными, если вы не стараетесь искать новые. Новая рифма – это новый вид из вашего окна, кто знает, какие горизонты там открываются... В этом смысле я опять же отправляю вас к стихам Пастернака и Вознесенского, поучитесь у них неожиданности находок.
Кстати, если уж зашла речь о рифме, то мне бы хотелось высказать свою позицию по этому вопросу. Я сторонник не приблизительной, а максимально точной рифмы. Когда окончание сходится не в гласных, к примеру: большой – крутой - весной – твой- и т.д. , а именно роднясь своими согласными: большой – душой, крутой – простой, весной – со мной, твой – живой и т.д. Тогда не получается этого подростково-диллетантского вихляния строк, а вместе с ними и смыслов. Красивая поэзия – это жуткая дисциплина и концентрация внимания, как я уже говорил ранее. Это – строительство вдоль и поперёк, работа с каждой буквой, каждым знаком. Потому что, гляньте на те стихи, которые я приводил как пример, особенно маленькие, там так мало всего, что каждая запятая о чём-то говорит, каждая пауза поёт... Там просто нет никакой возможности для фривольного размещения второстепенного и необязательного мусора. И вообще, в идеале нужно говорить стихами так, как будто это ваши самые последние слова в жизни, а открывшаяся в них истина – благодать господня и озарение свыше.
Часто именно женщины грешат тем, что бормочут что-то своё, бабье. О горькой доле, о муже-пьянице... Почему, спрашивается, не бабьи стихи у Цветаевой? Да потому что Цветаева - это личность. А когда язык, уровень серьёзен, то ни у какого нормального человека и мысли не появится не принимать вас всерьёз. И никаких речей о феминизме, стало быть, тоже не будет. Мы равны, о чём же речь?..
Моим стихам, написанным так рано,
что и не знала я , что я поэт...
Это удивительное по красоте стихотворение Цветаевой. Удивительное ещё и тем, что оно всё – один большой взмах души. Стихотворение, написанное на длинной волне дыхания океана... А это очень серьёзный показатель и уровня сознания, и формата Духа поэта...
Итак, самым главным инструментом в творчестве является сам человек, его душа, и это не зависит от того, чем конкретно вы занимаетесь. Для того, чтобы быть хорошим поэтом, нужна не ручка с золотым пером, не перо Жар-птицы, не королевская почтовая бумага с водяными знаками и виньетками, не стол красного дерева и не башня слоновой кости. Нужна постоянная работа над собой и только. В ваших стихах будет всегда только то, что вы есть на самом деле, спрятаться не удастся. Все ваши плюсы и минусы оставят там свои чёткие следы, вы весь будете, как на ладони. Если человек пишет плохие стихи, кто в этом виноват? Только он сам. Если ещё не опытный, то это одно дело, это простительно, со временем может научиться. Но если уже маститый, если занимает лучшие страницы толстых журналов, получает приличные гонорары и при этом , как я уже выражался, “ни уму, ни сердцу”, то о чём ещё говорить?.. Это не поэт, это стихослагатель-карьерист, у которого главная задача всей жизни – устранять конкурентов. Тухлая, гнилая душа рождает аналогичные стихи.Но не будем о плохом. Вернёмся к хорошему.
Улыбнись, ягнёнок гневный с Рафаэлева холста, -
На холсте уста вселенной, но она уже не та...
Помните, “Есть речи, значенье темно иль ничтожно...”? Так вот, это, как раз тот самый случай. Но значение отнюдь не темно иль ничтожно, а даже наоборот... Те строки, которые идут после, я даже приводить не хочу, они уже лишние. Никакие... Да-да, это со всеми бывает. В данном случае и с Мандельштамом, большим и очень специфическим поэтом... Иногда всё чудо только в паре строк... А вот другие его стихи:
Я пью за военные астры, за всё, чем корили меня,
За барскую шубу, за астму, за желчь петербургского дня,
За музыку сосен савойских, Полей Елисейских бензин,
За розу в кабине ролс-ройса и масло парижских картин.
Я пью за бискайские волны, за сливок альпийских кувшин,
За рыжую спесь англичанок и дальних колоний хинин.
Я пью, но ещё не придумал – из двух выбираю одно -
Весёлое асти-спуманте иль папского замка вино.
Мне почему-то сразу же вспоминается Игорь Северянин и его бессмертное:
...Из Москвы в Нагасаки, из Нью-Йорка на Марс!
В поэзии важна не классовость, не бедный или богато накрытый стол. Ведь согласитесь, что его “Ананасы в шампанском” - это просто красиво, легко, празднично... Мы ведь не только в вечной скорби живём, мы живые, нормальные люди, и поэты в том числе. Только поэты ещё нормальней...
Я остаюсь с голубым человечком,
который ворует у ласточек яйца.
Я остаюсь с полуголым ребёнком
под каблуками бруклинских пьяниц.
С теми, кто молча уходит под арки,
с веточкой вен, разгибающей пальцы....
...Я остаюсь с этой женщиной снежной,
в которой девственный мох догорает,
я остаюсь с этой бруклинской пьянью,
с голым ребёнком под каблуками.
Я остаюсь с растерзанным следом
неторопливой трапезы волчьей...
... За беглой любовью – долгая проба смерти...
Это Лорка – душа Испании. Я не знаю, как можно его не любить. Разве что, будучи ещё очень молоденьким и незрелым. Лорка меня покоряет своей детской непосредственностью и чистотой. А ещё какой-то запредельной прозорливостью, и редчайшей в мужском теле нежностью. Когда читаешь многие его стихи просто столбенеешь и замираешь от соприкосновения с чудом, с чем-то нереальным...
Хочу уснуть я сном осенних яблок
и ускользнуть от сутолоки кладбищ.
Хочу уснуть я сном того ребёнка,
что всё мечтал забросить сердце в море.
Не говори, что кровь жива и в мёртвых,
что просят пить истлевшие их губы.
Не повторяй, как больно быть травою,
какой змеиный рот у новолунья...
Почему-то мне никогда не приходило на ум сравнивать его с нашими поэтами. Сама эта мысль дикая, какая-то неправильная во всём... Его стихи – это возможность видеть мир иными, не совсем человечьими глазами. Глазами ангела?.. Не знаю, вряд ли. Но одно безусловно, это исключительный в мире поэзии взгляд и он светлый...
Чу... Шажки обмороженных ног муравьиных...
А кто ещё мог сказать так тихо, обречённо и устало, как будто сам всю жизнь, от зари до зари, гнул спину на заводе или фабрике:
И кто пробудился, тот чувствует каждым суставом,
что рая не будет и крохи любви не насытят,
что снова смыкается тина законов и чисел,
трясина бесцветной борьбы и бесплодного пота...
Лорка абсолютный поэт, поэт в чистом виде, если можно так выразиться. У него отсутствует всякое “но” в личности. Он целен более, чем кто-либо другой. Он сам – поэзия. Читая его вещи никогда не выпадаешь в бытовуху, в чавкающую реальность нашего мира, в ту самую реальность, которая чужда и правде, и всему светлому, и самой жизни. В Лорке нет пошлости ни на грош...
...Её жасминная кожа
светилась жемчугом тёплым,
нежнее лунного света,
когда он скользит по стёклам.
А бёдра её метались,
как пойманные форели,
то лунным холодом стыли,
то белым огнём горели...
Это из стихотворения “Неверная жена”. Самая что ни на есть эротическая сцена. Однако посмотрите, как чисто, красиво и поэтически гениально говорится о почти непередаваемом словами. Вообще, всё это стихотворение – один из образцов максимально возможного в поэзии совершенства. Хотя оно и не самое маленькое... А выдержать достойный уровень, не сбиться, не оступиться, когда пишешь длиннее, чем пара строф, это показатель!.. У Пастернака “Рождественская звезда” - подобный , совсем не коротенький шедевр, где всё выдержано от и до... Почему же тогда, спросите, иногда получаются только первые несколько строк? Да именно потому, что у автора не хватило выдержки и интереса не спешить, не писать что угодно и как угодно, лишь бы закончить побыстрее...
Ждите, если нужно, годы...
Ибо время не имеет
никакого значения
для успеха вашей картины.
Это Жак Превер, французский поэт. Один из тех, кто прошёл через ад войны...
Когда умру,
схороните меня с гитарой
в речном песке.
Когда умру...
В апельсиновой роще старой,
в любом цветке.
Когда умру,
стану флюгером я на крыше,
на ветру.
Тише...
Когда умру!
Это снова Лорка, его стихотворение “ Memento”. Это даже не способность перевоплощения, это его природное чувство сострадания, человечности... Когда он пишет своё:
Сегодня чувствую в сердце
неясную дрожь созвездий...
язык, человеческа речь, разум – всё кончается. На землю нисходит вечная Истина... Но опять , мгновение, блеск и мы снова не успели понять что-то очень важное, хотя были так близки к ней, к чему-то непостижимому и нужному нам больше всего на свете...
И тополя уходят -
но след их озёрный светел.
И тополя уходят -
но нам оставляют ветер.
А ветер умолкнет ночью,
обряженный чёрным крепом.
А ветер оставит эхо,
плывущее вниз по рекам.
А мир светляков нахлынет -
и прошлое в нём потонет.
И крохотное сердечко
раскроется на ладони.
Нет никакой другой политики для человека кроме любви ко всему сущему и стремления к добру и справедливости для всех. В этом смысле мне всё равно, кто будет писать стихи на русском языке: русский, араб, еврей, австралийский абориген или зелёный человечек... Пушкин правильно говорил, что гений и злодейство несовместимы. Любой национализм – это злодейство, как бы его не называли: патриотизмом, сионизмом, шовинизмом и т.д. И призвание поэта в том, чтобы открывать в человеческих душах лучшие грани и качества. Для этого ему самому в первую очередь нужно понимать, что хорошо, а что плохо. И в глобальном смысле, и конкретно касающееся того, что он пишет.
Об одном и том же можно сказать по разному, используя всё те же слова. Давайте возьмём первые попавшиеся и попробуем здесь и сейчас что-то написать, хотя бы одну порядочную строку. Итак, например, пусть это будет о весне. Три слова... Ну, какие?.. Пусть будут: деревья, вера, небо... Поехали...
1. Я верю, деревья касаются неба...
2. Вера моя снова,
словно дерево к небу...
3. Над деревьями небо, как вера моя, без изьяна,
в нём ни тучки сегодня, одна благодать синевы...
4. Деревья, деревья! Вы тянетесь к небу,
как будто и вас обнадёжила вера...
Пока достаточно. Что было главное? Сначала настрой. Способность творить. Далее нужно оглянуться вокруг, прислушаться к себе, сосредоточиться на какой-то мысли или образе, может быть, выделить осознанно из всего великолепия вокруг какие-то опорные точки... В нашем случае это были три случайных слова, но очень конкретно относящихся к весне. В течении пяти-десяти минут мы имеем четыре возможных начала стихотворений. Они и есть те самые матрицы, из которых могут вырасти готовые стихи. На чём остановиться? На чём бы здесь остановился я? Для меня более интересны и приятны по музыкальности варианты 1 и 4. Причём каждый из них может и ещё меняться... Например:
Деревья, деревья! Вы тянетесь к небу весной...
Добавлено одно слово и размер строки изменился, всё изменилось. Попробуем ещё:
Деревья, родные, к высокому небу...
Понимаете?.. Не только слова, но и перемена знаков препинания меняет картину. Попробуйте мысленно представить себе на щеке Джоконды родинку, мушку, всего навсего одну точку – она притянет к себе пространство половины холста, не меньше! Так же и в строке, каждый знак, каждая буква важны. Вы рисуете словами, вы пишете музыку словами, паузами, ударениями, бегом, поступью и перешагиванием слов...
Тот ритм, который возникает в вас должен резонировать с вашими чувствами, тогда работа пойдёт. Строка за строкой ваш труд будет продолжаться и есть надежда, что это будет красиво... Позже можете холодно проанализировать и критически, бесстрастно попытаться привести написанное в порядок. Только не убирая чувства и откровения, а освобождаясь от случайных неточностей, находя более верные, лучшие слова... Этих правок не должно быть много. Много – это показатель того, что всё плохо и надо либо начинать сначала, либо вообще выбросить это стихотворение и начать другое... Но не забудьте, без насилия! СВОБОДНО и ЛЕГКО...
Не надо стесняться чувств! Вот уж, где это на самом деле абсолютно неуместно, так это в поэзии. Ведь вы должны быть максимально правдивы... Вы боитесь, что из вас выскочит что-нибудь очень уж интимное? А зачем вам синонимы? Зачем образность, метафоры, намёки?.. Почему у Лорки эротические сцены красивы, а не безобразны? Потому что такие понятия, как вкус, культура, эстетика, чувство прекрасного – это не пустые слова, а вполне конкретные механизмы Мировой Гармонии. Не забывайте, вы – инструмент в её руках. Вы! А не что-то другое... Работайте над собой и ваши творения будут лучше вас...
------------
Я привёл здесь лишь малое количество тех особенных строк, которые для меня являются настоящей поэзией. Мне хотелось, чтобы читатели понимали, о чём я говорю, к чему призываю, и куда, пишущему человеку нужно стремиться.
Поэзия – самое сложное искусство. Оно огромное, как философия и прекрасное, как музыка. Оно требует от вас и большого количества знаний, и веры, и воли... И счастья, и доли... Я улыбаюсь здесь... Всё важно. И Бог нас ведёт, и наш собственный выбор и труд определяют результаты наших усилий. Нет точных рецептов и конкретных инструкций по производству гениальных произведений искусства. Если бы были, их наверняка бы превратили в очередную индустрию по зарабатыванию денег, несметных сокровищ, которые опять бы использовались на роскошь одних и горе других... На войны, кровь и рабство...
Пусть тайна останется тайной
для тех, кто её не достоин...
Остальным... Желаю всяческого добра и просветления...
март-апрель 2008,
Чехия.
Весенний декаданс.
Я в полях упаду. И глаза мои выклюет ворон.
Ах, как жаль, что не вижу, не знаю, куда я иду.
Обними же меня, постели, ароматная флора,
пока ночь не вложила в пустую глазницу звезду.
Это будет за тех, кого я понимал и лелеял.
А кого не успел... За того мне – могильная тьма.
Ещё море чернил!.. Но закрыта уже галерея.
И рисунки толпятся в стеснённом пространстве ума.
Ещё столько тепла! Но уже потянуло прохладой.
И тревожную плоть пробирает звенящий озноб.
Целый мир пред тобой, он на связи, а что ему надо?
Обнажись перед ним. Или просто разбей себе лоб.
Мир глядит и жуёт. Он желает, то хлеба, то зрелищ.
Золотая пора для пройдохи, мессии, шута...
На зелёные лавры уляжешься так, как постелишь.
Кабы знать, где стелить, если совесть наивно-чиста.
Кабы верить душой, а умом понимать, не иначе.
Не искать человека и в полдень бредя с фонарём.
Быть любимцем свободы, везения, счастья, удачи...
Кабы знать от рожденья, что мы никогда не умрём.
Я, конечно же, помню - “пасти нам могильные травы.”
И тончайшие корни в тугие косички плести...
Может, это и лучше. На небе такие забавы...
То на арфе бренчи, то воздушною манной хрусти.
И оттуда смотри на деяния шумного ада.
Сериал бесконечен... А хочется, ведь, про любовь!
Как бездарно придуман грядущий небесный порядок.
И блажен режиссёр, если в кадре отсутствует кровь.
Умирают они, мои чувства, их давят заботы,
как младенцев своих, неуклюже, морские слоны.
И от этой картины рождаются приступы рвоты,
и на сердце тоска, и желает душа тишины.
На окраине мира, где тихо качается мята,
я тебя не забуду, теряю, но снова найду.
Моя жизнь, как записка, прочитана, понята, смята.
Я сжигаю её и в туман предрассветный иду.
Не влюбляйся в меня, я фантом твоей страсти весенней.
Я уже ухожу, меня ждёт золотой фаэтон.
Мы увидимся позже, иначе, в одно воскресенье,
когда звёзды сгорят. И закончится тягостный Сон...
Не влюбляйся, дитя, я бродяга без денег и крова.
Я последнюю ночь свою выстрадал в чреве кита.
Там на стенке желудка имеется надпись Иова:
“И везде та же дрянь. И дерьмо. И сует суета.”
2007
Ах, как жаль, что не вижу, не знаю, куда я иду.
Обними же меня, постели, ароматная флора,
пока ночь не вложила в пустую глазницу звезду.
Это будет за тех, кого я понимал и лелеял.
А кого не успел... За того мне – могильная тьма.
Ещё море чернил!.. Но закрыта уже галерея.
И рисунки толпятся в стеснённом пространстве ума.
Ещё столько тепла! Но уже потянуло прохладой.
И тревожную плоть пробирает звенящий озноб.
Целый мир пред тобой, он на связи, а что ему надо?
Обнажись перед ним. Или просто разбей себе лоб.
Мир глядит и жуёт. Он желает, то хлеба, то зрелищ.
Золотая пора для пройдохи, мессии, шута...
На зелёные лавры уляжешься так, как постелишь.
Кабы знать, где стелить, если совесть наивно-чиста.
Кабы верить душой, а умом понимать, не иначе.
Не искать человека и в полдень бредя с фонарём.
Быть любимцем свободы, везения, счастья, удачи...
Кабы знать от рожденья, что мы никогда не умрём.
Я, конечно же, помню - “пасти нам могильные травы.”
И тончайшие корни в тугие косички плести...
Может, это и лучше. На небе такие забавы...
То на арфе бренчи, то воздушною манной хрусти.
И оттуда смотри на деяния шумного ада.
Сериал бесконечен... А хочется, ведь, про любовь!
Как бездарно придуман грядущий небесный порядок.
И блажен режиссёр, если в кадре отсутствует кровь.
Умирают они, мои чувства, их давят заботы,
как младенцев своих, неуклюже, морские слоны.
И от этой картины рождаются приступы рвоты,
и на сердце тоска, и желает душа тишины.
На окраине мира, где тихо качается мята,
я тебя не забуду, теряю, но снова найду.
Моя жизнь, как записка, прочитана, понята, смята.
Я сжигаю её и в туман предрассветный иду.
Не влюбляйся в меня, я фантом твоей страсти весенней.
Я уже ухожу, меня ждёт золотой фаэтон.
Мы увидимся позже, иначе, в одно воскресенье,
когда звёзды сгорят. И закончится тягостный Сон...
Не влюбляйся, дитя, я бродяга без денег и крова.
Я последнюю ночь свою выстрадал в чреве кита.
Там на стенке желудка имеется надпись Иова:
“И везде та же дрянь. И дерьмо. И сует суета.”
2007
воскресенье, 30 марта 2008 г.
Куда красивая жена...
Куда красивая жена
с утра пораньше мчится?
Какого нужна ей рожна?
Чего ей не сидится?
Куда красивая жена
спешит с утра пораньше?
Туда, где плещется волна?
И массажист, и банщик?
Куда красивая жена
срывается от мужа?
Туда, где будет неверна,
а может даже хуже...
Куда красивая жена
намыливает лыжи,
невинно бросив из окна
взгляд честный и бестыжий?
Куда красивая жена
напудривает носик?
Туда, где ,томная, она
бeльё из кружев носит?
Куда красивая жена
с утра пораньше едет?
Туда, где сильная спина
и мех, как у медведя?
Туда, где музыка слышна
и портятся девицы?
Где забывают имена
и прикрывают лица?
Туда, где будет до темна
скакать, как кобылица?
Не по полям и не одна,
аж небо запылится...
Куда красивая жена
уходит, деловая?
На заседанье, где луна
и тема половая?
Куда красивая жена
с рассветом ускакала?
Туда, где водку пьют до дна,
закусывая салом?
Куда красивая жена
с утра уходит снова?!
“Куда-нибудь! Пошел ты на...
Ревнивец, бестолковый!”
2006
с утра пораньше мчится?
Какого нужна ей рожна?
Чего ей не сидится?
Куда красивая жена
спешит с утра пораньше?
Туда, где плещется волна?
И массажист, и банщик?
Куда красивая жена
срывается от мужа?
Туда, где будет неверна,
а может даже хуже...
Куда красивая жена
намыливает лыжи,
невинно бросив из окна
взгляд честный и бестыжий?
Куда красивая жена
напудривает носик?
Туда, где ,томная, она
бeльё из кружев носит?
Куда красивая жена
с утра пораньше едет?
Туда, где сильная спина
и мех, как у медведя?
Туда, где музыка слышна
и портятся девицы?
Где забывают имена
и прикрывают лица?
Туда, где будет до темна
скакать, как кобылица?
Не по полям и не одна,
аж небо запылится...
Куда красивая жена
уходит, деловая?
На заседанье, где луна
и тема половая?
Куда красивая жена
с рассветом ускакала?
Туда, где водку пьют до дна,
закусывая салом?
Куда красивая жена
с утра уходит снова?!
“Куда-нибудь! Пошел ты на...
Ревнивец, бестолковый!”
2006
заря тех дней...
заря тех дней
за гранью
декларировать земля мир одно
другое
землю мир
не опустить на дно
тщеславие
не есть старание
всем дарить благо
города
не вся страна
не факт истина
пока не пустыня
пока не орда
закон
мистика белого листика
четвертование
генетическая особенность нашей дикости
но каково повествование
Нестора о великости
вот сюда
приблизить силою лицо Перуново
самого Создателя
пригласить бы на пир чумы
избирателей
не Шекспировы жаль умы
мы немы
впереди
четыре пять лет вязкости
сказкою
не сделаешь быт
два поколения правдой рты прополаскивают
третье спит
призрак капитализма
бродит по Восточной Европе
лопаются
красные мыльные пузыри режимов
не достать йод
невмешательство
в кровавые бойни
войны
внутри государств
рвёт
на плечах возлежит Африка
да не пухнущему
хлеба кусок
не вода
на горячий песок
паче
не ребенку сок
в зыбь
тонны железа
миллионы
шоколадных конфет можно бы
складно складно
да говори осторожно
о сторожах острог о страх
а надо рвом
тебе не сыграет Ойстрах
о прекрасных мирах
содержание
меняется очень медленно
ещё столько ржавчины искорёженной арматуры
техники
прошлых престижных салонов
ещё нет одежд
раскрывающих суть личности
подчеркивающих
индивидуальность
уже есть воздух
мутновато-солнечный
солёный
есть обширное море
солнце
туман
рассвет
и
редкий незнакомец
протягивающий
распечатанную пачку
последних своих сигарет
мне Земля мала
мал человек
поодиночке каждый
снится
единение человечества
среди трав
лазурные здания
хлеб молоко сахар
или лучше мёд
за полночь
пережевывать мысли дня
прокручивать тот же фильм
потом
по волнам несущий меня
непонятный святой Эльм
до утра
о-жи-да-ни-е
вы ль?..
1990
за гранью
декларировать земля мир одно
другое
землю мир
не опустить на дно
тщеславие
не есть старание
всем дарить благо
города
не вся страна
не факт истина
пока не пустыня
пока не орда
закон
мистика белого листика
четвертование
генетическая особенность нашей дикости
но каково повествование
Нестора о великости
вот сюда
приблизить силою лицо Перуново
самого Создателя
пригласить бы на пир чумы
избирателей
не Шекспировы жаль умы
мы немы
впереди
четыре пять лет вязкости
сказкою
не сделаешь быт
два поколения правдой рты прополаскивают
третье спит
призрак капитализма
бродит по Восточной Европе
лопаются
красные мыльные пузыри режимов
не достать йод
невмешательство
в кровавые бойни
войны
внутри государств
рвёт
на плечах возлежит Африка
да не пухнущему
хлеба кусок
не вода
на горячий песок
паче
не ребенку сок
в зыбь
тонны железа
миллионы
шоколадных конфет можно бы
складно складно
да говори осторожно
о сторожах острог о страх
а надо рвом
тебе не сыграет Ойстрах
о прекрасных мирах
содержание
меняется очень медленно
ещё столько ржавчины искорёженной арматуры
техники
прошлых престижных салонов
ещё нет одежд
раскрывающих суть личности
подчеркивающих
индивидуальность
уже есть воздух
мутновато-солнечный
солёный
есть обширное море
солнце
туман
рассвет
и
редкий незнакомец
протягивающий
распечатанную пачку
последних своих сигарет
мне Земля мала
мал человек
поодиночке каждый
снится
единение человечества
среди трав
лазурные здания
хлеб молоко сахар
или лучше мёд
за полночь
пережевывать мысли дня
прокручивать тот же фильм
потом
по волнам несущий меня
непонятный святой Эльм
до утра
о-жи-да-ни-е
вы ль?..
1990
Подписаться на:
Сообщения (Atom)