Превращения в городе.

Город.
В его глазах
ночь отражается фразами.
Слабыми всплесками радужных мыслей
ранят они.
Окна, окна, окна…
Огни.
Ажурные
конструкции душ через Лету вскинуты.
(Был бы июль,
я увлёк бы тебя, мотылек!
Я бы стал на часок
всеми покинутым…
Если бы мог.)
Друзья мои умные спят к этому часу.
Я сиреневой белкой скользну через улицу (скок!)
Оцинкованных крыш коготки цепенят скрип.
За бордовой задёрнутой шторой пятно бра.
Кто уткнулся в тебя, в золотую смолу влип?
Удивительна магия: линия, форма бедра…
Мимо!
Аминь, дорогие клети.
Луна и автобус замерли у светофора.
Минут минуты зебру и нет тебя…
Так и вчера исчезает – слова не помнишь.
Капелькой с крыши ярко лететь – шум!
После –
в сторону, вверх, вниз –
лист.
Чьи-то шаги
полные грёз, дум.
Ритм. Такт. Сердце в глуши. Темень.
Папоротником
зацветаю на тротуаре.
Мрак отпускает лицо. Время
полночь пробить
и умереть в угаре.
«Пейте меня,
полное звёзд море,
пунш ледяной,
прямо из рук, уст…
пусть
все промелькнёт вскоре,
в неге меня
это лишит чувств»
Дымом скользнув,
весь от тебя – осень –
долго плыву
маревом тех слов.
Тянет упасть, прямо с высот, оземь!
Тянет давно камень души… Дно!
Площадь.
Сгущаюсь.
Миг.
Замок.
Отстучать телеграмму
призракам до зари?
Танцевать до упаду под фонограмму
одного из древнейших твоих поппури,
жизнь?
Такая сумятица…
Такая странность в том, что была
любовь.
Что вовеки взгляд не расплатится
за молодые её зеркала.
Стать?..
И в холодную гладь,
ждать,
упрётся её рука?
Я бегу от себя в поля…
И земля
бела, как тетрадь,
на последнем витке февраля.
1989